Клара Новикова
Потеряла мужа, но сохранила любовь
15.12.11 10:36
AD
Потеряла мужа, но сохранила любовь
«Звонок из больницы: «Кем вы приходитесь Юрию Зерчанинову?» - «Женой». - «Примите наши соболезнования...» Телефон выпадает из рук и разбивается… Я на гастролях, завтра спектакль, все билеты проданы. Нет, я не смогу выйти на сцену. Мне надо в Москву. Срочно! И вдруг в голове мысль: «Юрка меня не понял бы, наверняка сказал бы: «Дура, ты чего приперлась, с ума сошла?!» - вспоминает Клара Новикова.
Корреспонденты «7Д» встретились с Кларой Борисовной накануне ее юбилея. С момента нашей прошлой встречи в жизни актрисы произошло многое…
- В моей жизни было очень много переживаний, испытаний, трагедий, я часто оказывалась в ситуациях, что называется, на грани, но… Из всего, даже самого трагичного, мне почему-то вспоминается только смешное. С годами все больше... Возможно, это спасение, психологический щит, а может, просто особенность моего существа. Точно такая, как у теток, которых я играю: грустных и веселых одновременно. А действительно, чем, как не смехом, защищаться нам от страданий, горя и слез? Мне кажется, во все времена помогает выжить только одно чувство - чувство юмора. Без юмора человек - калека…
Когда мы провожали Юру и потом, когда собирались на его годовщины (известный журналист Юрий Леонидович Зерчанинов, муж Клары Борисовны, ушел из жизни два года назад. - Прим. ред.), наша дочка Маша говорила мне: «Ты даже из прощания можешь устроить праздник!..» Да, могу. Мне хотелось создать атмосферу, в которой людям было бы не страшно. У нас все шутили, вспоминали о Юрке всякие смешные истории, рассказывали, каким неисправимым он был балагуром, шутником и дуракаваляльщиком. А что мне остается? Уходить с головой в свои переживания? Не дай Бог никому испытывать то, что во мне глубоко спрятано. Главное - у меня есть ощущение, что Юрка жив, а значит, хочется вспоминать самые добрые, самые светлые, самые смешные эпизоды нашей с ним жизни.
Первая встреча: неужели этот урод и есть он?
Юра работал в «Юности» и должен был что-то написать обо мне в рубрику «Дебюты». Позвонил. Договорились, что он придет в МИИТ на мой концерт, посмотрит меня на сцене, после чего мы поговорим. Его голос в телефоне меня буквально заворожил. Как услышала, внутри вдруг сделалось так - й-ёк! - и все сжалось. Словно манок какой-то. С нетерпением ждала знакомства. Представлялись Ален Делон, Марчелло Мастроянни и Рудольфо Валентино, вместе взятые… Из-за нелепой организационной путаницы на свой концертный выход я опоздала. В результате в концерте не участвовала, но окончания дождалась в надежде встретиться с загадочным журналистом Зерчаниновым.
И вот слышу, какой-то человек спрашивает: «Где можно увидеть Клару Новикову?» Смотрю в лестничный пролет и… ужасаюсь. По лестнице поднимается какое-то чудовище: длинные волосы на полулысой голове, растянутый черный свитер ниже колен, протертые рукава… «Боже, - думаю, - неужели этот урод и есть обладатель того волшебного голоса?!» Юрка предлагает проводить меня домой и поговорить по дороге. Идем. Зима. А он в легком пальто. И пока добрались до Марьиной Рощи, где я живу в съемной комнате, он не то что продрог - околел. Заходим отогреться в подъезд. Долго стоим возле батареи, разговариваем...
Квартирной хозяйкой у меня была Мария Исааковна - прототипша моей Элеоноры Петровны. Колоритнейшая дама лет шестидесяти. Всегда ухоженная, строгого вида, доброты и обаяния немыслимых. Букву «р» произносила, как смягченную «г». Самым ласкательным ее словом было «дрянь». «Иди сюда, дрянь, накормлю! Я приготовила замечательный супчик…» «Хороша, канашка, - говорила одобрительно, рассматривая себя в зеркало и поглаживая по бедрам. - Но что-то старею: подбородок висит, пузо торчит… Наверное, тахикардия…» «Дура ты, Кларка! - периодически пеняла мне. - Почему все время сидишь дома? Где твои мужики?! О чем будешь вспоминать в старости?..» Заселяя меня в комнатушку, где мне предстояло жить, безапелляционно констатировала: «Дорогая, из этой комнаты все выходят замуж. И ты выйдешь!» - не обращая никакого внимания на мои заверения в том, что я уже замужем. А когда поняла, что это действительно так (мужем был музыкант, барабанщик Виктор Новиков. - Прим. ред.), истово защищала мою семейную жизнь. Когда я где-то задерживалась, кричала: «Дрянь! Где ты шляешься?! Витька звонил уже пять раз из Киева! Что мне ему говорить, когда опять будет названивать?!»
Точно такими же словами встретила меня Мария Исааковна, когда той морозной ночью я наконец пришла домой. «Ах ты дрянь! - орала. - Что я должна была сочинять твоему мужу?!» - «Не нужно ничего выдумывать, - оправдывалась я, - просто беседовала с журналистом, который будет писать обо мне статью. Он замерз, и мы стояли в подъезде». - «Ка-а-ак?! Зачем, дрянь, морозила мужика?! Что потом делать-то будешь с мороженым? Почему не позвала попить чай?..»
Через несколько дней мне в ЦДРИ подарили два билета на фильм Феллини «8 1/2?». А мне, недавно приехавшей из Киева, и пойти не с кем, никого в Москве не знаю. Позвонила Юре. Он с радостью согласился. После фильма опять пошел провожать. Потом пригласил в «Ленком» на «Тиля». После спектакля вдруг говорит: «Поехали ко мне домой, выпьем водки!» У меня - столбняк: «Да как вы смеете мне такое предлагать?!!» А холодрыга на улице дикая. Он хохочет: «Ладно, ладно, но только впредь не будьте провинциальной дурой». Слова «дура» и «провинциальная» меня, конечно, сильно задели, но ехать я все равно категорически отказалась. Хотя жутко любопытно было узнать, что за жизнь он ведет, с какими людьми общается. В другой раз мы поехали к Алене Бокшицкой (журналист, кинокритик и искусствовед. - Прим. ред.) и потом часто бывали в ее замечательном доме.
Круг общения меня совершенно ошарашил: Марк Розовский, Аркадий Арканов, Григорий Горин, Инна Чурикова, Юлий Ким, Лия Ахеджакова, Василий Аксенов… Поверить не могла, что я - рядом с такими немыслимыми людьми… Наконец поехали к Юре. Он жил на улице Удальцова. Сказать, что, оказавшись в его квартире, я испытала шок, ужас, оторопь, - ничего не сказать. Вокруг кучи какого-то хлама, со стен свисают куски ободранных обоев, на столе, на полках, на полу - пластинки «Битлз» и пачки сигарет «Пэлл Мэлл», ванная полна пустых бутылок из «Березки» с неведомыми мне заграничными этикетками. «Да-а, - думаю, - это какие же гульбарии здесь проходят!..» Юра предложил поесть: «Если хотите, возьмите что-нибудь в холодильнике». Открываю дверцу, и… на меня выпадает бюст Ленина. Юрка хохочет. Шутка у него такая - дескать, тело Ленина тоже лежит в холодильнике. Другая шутка - с огурцом: беру его, а это муляж. А из еды - только подсолнечное масло… И это мужчина, который старше меня на 17 лет, то есть если мне 26, то ему уже 43 года!..
Да, Юрка был человек-эпатаж. Абсолютная внутренняя свобода. Из-за границы привозил зашитые под подкладку пальто запрещенные здесь книжки. Мог прийти на встречу Нового года в ресторан в кальсонах. Надел какую-то доху, а под ней - исподнее и… все. От ужаса я чуть не задохнулась, ртом воздух хватаю, а все вокруг ржут... Или, допустим, мы сидим в гостях у Анны Дмитриевой (известная теннисистка, спортивная журналистка и телеведущая. - Прим. ред.) на дне рождения ее ребенка. На столе среди прочих яств - бутерброды с черной икрой, что тогда было чем-то из ряда вон выходящим. Так что делает Юрка? Подговаривает детей намазать эту икру себе на лица и слизывать друг у друга. И детвора радостно все исполняет. Взрослые - в состоянии ступора… Да уж, непросто мне было свыкнуться с такими зерчаниновскими выходками.
«Я беременная, от Лившица и Левенбука»
Меня как артистку Юра признал сразу, а вот как к женщине, к человеку присматривался долго. Я же с первой встречи была заворожена его необычайностью и колоссальной разносторонностью. И это огромное уважение сохранилось у меня на протяжении всей нашей долгой, почти 40-летней, совместной жизни. Но жилось с Юрой нелегко. Немыслимо сложный был человек... Своего единственного сына папа с мамой воспитали так, что он привык чувствовать себя центром вселенной. Для Юрочки в доме делалось все, что он хотел. Когда мы уже были вместе и приходили домой после очередного кино, театра или дня рождения, для сыночка на столе стоял стакан молока, прикрытый крышечкой, а для меня ничего. Я обижалась. Он тут же кричал на отца: «Папа, ты что?!» Но папа не был приучен к тому, что на свете есть кто-то, кроме Юры. В семье все шло под знаком: это Юрочка любит, а этого Юрочка не любит. Мне приходилось приспосабливаться к такой жизни… Маму Юры я не застала, она умерла месяца за два до начала наших с ним отношений. По фотографиям видела: очень красивая женщина. Отцу было за восемьдесят. Интеллигент в высшей степени. Окончил юнкерское училище, занимался землеустройством. Пел в храме и в хоре Большого театра - у него потрясающий тенор. Дважды - в 32-м и 37-м - отсидел. Жена вместе с маленьким Юрой ездили к нему в лагеря и жили там в поселении… Такой любви, какая была между родителями Юры, я даже вообразить себе не могла. Каждый день отца начинался с того, что он открывал дверку старинного шкафа, где висел халат мамы, брал рукав этого халата, целовал его и шептал: «Марусенька...» После чего закрывал шкаф. Точно так же он заканчивал день. Иногда мне казалось, что человек не в себе. Но он просто так молился…
Когда Юра привел меня в дом, сказал: «Папа, познакомься, это Клара, она будет жить у нас». А в качестве кого, не сказал. Потом выяснилось, что до меня у Юры тут жила не одна женщина. И все его бабы были артистками. Поэтому папа очень внимательно ко мне присматривался, а я никак не могла понять, почему он за мной следит. Оказалось, Леонид Саныч - я так его называла - оценивал мой вкус, и он его удовлетворил: ему понравилось, как я одеваюсь. Однажды признался мне: «Можно я вам скажу одну вещь? Те, другие Юрины подруги, неважными были артистками. А вот вы…» Очень он ожил, когда у нас появилась дочка, и особенно оттого, что в честь Юриной мамы мы назвали ее Машей, хотя родилась она в Татьянин день. Обожал внучку. Когда я уезжала на концерт, Маша жила в комнате деда. Первые ее слова, первые цифры, первые буквы она выучила с ним.
Почему знаменитая юмористка падала в обморок, выливала борщ и уходилаиз дома в квартиру читайте на 7days.ru
Корреспонденты «7Д» встретились с Кларой Борисовной накануне ее юбилея. С момента нашей прошлой встречи в жизни актрисы произошло многое…
- В моей жизни было очень много переживаний, испытаний, трагедий, я часто оказывалась в ситуациях, что называется, на грани, но… Из всего, даже самого трагичного, мне почему-то вспоминается только смешное. С годами все больше... Возможно, это спасение, психологический щит, а может, просто особенность моего существа. Точно такая, как у теток, которых я играю: грустных и веселых одновременно. А действительно, чем, как не смехом, защищаться нам от страданий, горя и слез? Мне кажется, во все времена помогает выжить только одно чувство - чувство юмора. Без юмора человек - калека…
Когда мы провожали Юру и потом, когда собирались на его годовщины (известный журналист Юрий Леонидович Зерчанинов, муж Клары Борисовны, ушел из жизни два года назад. - Прим. ред.), наша дочка Маша говорила мне: «Ты даже из прощания можешь устроить праздник!..» Да, могу. Мне хотелось создать атмосферу, в которой людям было бы не страшно. У нас все шутили, вспоминали о Юрке всякие смешные истории, рассказывали, каким неисправимым он был балагуром, шутником и дуракаваляльщиком. А что мне остается? Уходить с головой в свои переживания? Не дай Бог никому испытывать то, что во мне глубоко спрятано. Главное - у меня есть ощущение, что Юрка жив, а значит, хочется вспоминать самые добрые, самые светлые, самые смешные эпизоды нашей с ним жизни.
Первая встреча: неужели этот урод и есть он?
Юра работал в «Юности» и должен был что-то написать обо мне в рубрику «Дебюты». Позвонил. Договорились, что он придет в МИИТ на мой концерт, посмотрит меня на сцене, после чего мы поговорим. Его голос в телефоне меня буквально заворожил. Как услышала, внутри вдруг сделалось так - й-ёк! - и все сжалось. Словно манок какой-то. С нетерпением ждала знакомства. Представлялись Ален Делон, Марчелло Мастроянни и Рудольфо Валентино, вместе взятые… Из-за нелепой организационной путаницы на свой концертный выход я опоздала. В результате в концерте не участвовала, но окончания дождалась в надежде встретиться с загадочным журналистом Зерчаниновым.
И вот слышу, какой-то человек спрашивает: «Где можно увидеть Клару Новикову?» Смотрю в лестничный пролет и… ужасаюсь. По лестнице поднимается какое-то чудовище: длинные волосы на полулысой голове, растянутый черный свитер ниже колен, протертые рукава… «Боже, - думаю, - неужели этот урод и есть обладатель того волшебного голоса?!» Юрка предлагает проводить меня домой и поговорить по дороге. Идем. Зима. А он в легком пальто. И пока добрались до Марьиной Рощи, где я живу в съемной комнате, он не то что продрог - околел. Заходим отогреться в подъезд. Долго стоим возле батареи, разговариваем...
Квартирной хозяйкой у меня была Мария Исааковна - прототипша моей Элеоноры Петровны. Колоритнейшая дама лет шестидесяти. Всегда ухоженная, строгого вида, доброты и обаяния немыслимых. Букву «р» произносила, как смягченную «г». Самым ласкательным ее словом было «дрянь». «Иди сюда, дрянь, накормлю! Я приготовила замечательный супчик…» «Хороша, канашка, - говорила одобрительно, рассматривая себя в зеркало и поглаживая по бедрам. - Но что-то старею: подбородок висит, пузо торчит… Наверное, тахикардия…» «Дура ты, Кларка! - периодически пеняла мне. - Почему все время сидишь дома? Где твои мужики?! О чем будешь вспоминать в старости?..» Заселяя меня в комнатушку, где мне предстояло жить, безапелляционно констатировала: «Дорогая, из этой комнаты все выходят замуж. И ты выйдешь!» - не обращая никакого внимания на мои заверения в том, что я уже замужем. А когда поняла, что это действительно так (мужем был музыкант, барабанщик Виктор Новиков. - Прим. ред.), истово защищала мою семейную жизнь. Когда я где-то задерживалась, кричала: «Дрянь! Где ты шляешься?! Витька звонил уже пять раз из Киева! Что мне ему говорить, когда опять будет названивать?!»
Точно такими же словами встретила меня Мария Исааковна, когда той морозной ночью я наконец пришла домой. «Ах ты дрянь! - орала. - Что я должна была сочинять твоему мужу?!» - «Не нужно ничего выдумывать, - оправдывалась я, - просто беседовала с журналистом, который будет писать обо мне статью. Он замерз, и мы стояли в подъезде». - «Ка-а-ак?! Зачем, дрянь, морозила мужика?! Что потом делать-то будешь с мороженым? Почему не позвала попить чай?..»
Через несколько дней мне в ЦДРИ подарили два билета на фильм Феллини «8 1/2?». А мне, недавно приехавшей из Киева, и пойти не с кем, никого в Москве не знаю. Позвонила Юре. Он с радостью согласился. После фильма опять пошел провожать. Потом пригласил в «Ленком» на «Тиля». После спектакля вдруг говорит: «Поехали ко мне домой, выпьем водки!» У меня - столбняк: «Да как вы смеете мне такое предлагать?!!» А холодрыга на улице дикая. Он хохочет: «Ладно, ладно, но только впредь не будьте провинциальной дурой». Слова «дура» и «провинциальная» меня, конечно, сильно задели, но ехать я все равно категорически отказалась. Хотя жутко любопытно было узнать, что за жизнь он ведет, с какими людьми общается. В другой раз мы поехали к Алене Бокшицкой (журналист, кинокритик и искусствовед. - Прим. ред.) и потом часто бывали в ее замечательном доме.
Круг общения меня совершенно ошарашил: Марк Розовский, Аркадий Арканов, Григорий Горин, Инна Чурикова, Юлий Ким, Лия Ахеджакова, Василий Аксенов… Поверить не могла, что я - рядом с такими немыслимыми людьми… Наконец поехали к Юре. Он жил на улице Удальцова. Сказать, что, оказавшись в его квартире, я испытала шок, ужас, оторопь, - ничего не сказать. Вокруг кучи какого-то хлама, со стен свисают куски ободранных обоев, на столе, на полках, на полу - пластинки «Битлз» и пачки сигарет «Пэлл Мэлл», ванная полна пустых бутылок из «Березки» с неведомыми мне заграничными этикетками. «Да-а, - думаю, - это какие же гульбарии здесь проходят!..» Юра предложил поесть: «Если хотите, возьмите что-нибудь в холодильнике». Открываю дверцу, и… на меня выпадает бюст Ленина. Юрка хохочет. Шутка у него такая - дескать, тело Ленина тоже лежит в холодильнике. Другая шутка - с огурцом: беру его, а это муляж. А из еды - только подсолнечное масло… И это мужчина, который старше меня на 17 лет, то есть если мне 26, то ему уже 43 года!..
Да, Юрка был человек-эпатаж. Абсолютная внутренняя свобода. Из-за границы привозил зашитые под подкладку пальто запрещенные здесь книжки. Мог прийти на встречу Нового года в ресторан в кальсонах. Надел какую-то доху, а под ней - исподнее и… все. От ужаса я чуть не задохнулась, ртом воздух хватаю, а все вокруг ржут... Или, допустим, мы сидим в гостях у Анны Дмитриевой (известная теннисистка, спортивная журналистка и телеведущая. - Прим. ред.) на дне рождения ее ребенка. На столе среди прочих яств - бутерброды с черной икрой, что тогда было чем-то из ряда вон выходящим. Так что делает Юрка? Подговаривает детей намазать эту икру себе на лица и слизывать друг у друга. И детвора радостно все исполняет. Взрослые - в состоянии ступора… Да уж, непросто мне было свыкнуться с такими зерчаниновскими выходками.
«Я беременная, от Лившица и Левенбука»
Меня как артистку Юра признал сразу, а вот как к женщине, к человеку присматривался долго. Я же с первой встречи была заворожена его необычайностью и колоссальной разносторонностью. И это огромное уважение сохранилось у меня на протяжении всей нашей долгой, почти 40-летней, совместной жизни. Но жилось с Юрой нелегко. Немыслимо сложный был человек... Своего единственного сына папа с мамой воспитали так, что он привык чувствовать себя центром вселенной. Для Юрочки в доме делалось все, что он хотел. Когда мы уже были вместе и приходили домой после очередного кино, театра или дня рождения, для сыночка на столе стоял стакан молока, прикрытый крышечкой, а для меня ничего. Я обижалась. Он тут же кричал на отца: «Папа, ты что?!» Но папа не был приучен к тому, что на свете есть кто-то, кроме Юры. В семье все шло под знаком: это Юрочка любит, а этого Юрочка не любит. Мне приходилось приспосабливаться к такой жизни… Маму Юры я не застала, она умерла месяца за два до начала наших с ним отношений. По фотографиям видела: очень красивая женщина. Отцу было за восемьдесят. Интеллигент в высшей степени. Окончил юнкерское училище, занимался землеустройством. Пел в храме и в хоре Большого театра - у него потрясающий тенор. Дважды - в 32-м и 37-м - отсидел. Жена вместе с маленьким Юрой ездили к нему в лагеря и жили там в поселении… Такой любви, какая была между родителями Юры, я даже вообразить себе не могла. Каждый день отца начинался с того, что он открывал дверку старинного шкафа, где висел халат мамы, брал рукав этого халата, целовал его и шептал: «Марусенька...» После чего закрывал шкаф. Точно так же он заканчивал день. Иногда мне казалось, что человек не в себе. Но он просто так молился…
Когда Юра привел меня в дом, сказал: «Папа, познакомься, это Клара, она будет жить у нас». А в качестве кого, не сказал. Потом выяснилось, что до меня у Юры тут жила не одна женщина. И все его бабы были артистками. Поэтому папа очень внимательно ко мне присматривался, а я никак не могла понять, почему он за мной следит. Оказалось, Леонид Саныч - я так его называла - оценивал мой вкус, и он его удовлетворил: ему понравилось, как я одеваюсь. Однажды признался мне: «Можно я вам скажу одну вещь? Те, другие Юрины подруги, неважными были артистками. А вот вы…» Очень он ожил, когда у нас появилась дочка, и особенно оттого, что в честь Юриной мамы мы назвали ее Машей, хотя родилась она в Татьянин день. Обожал внучку. Когда я уезжала на концерт, Маша жила в комнате деда. Первые ее слова, первые цифры, первые буквы она выучила с ним.
Почему знаменитая юмористка падала в обморок, выливала борщ и уходилаиз дома в квартиру читайте на 7days.ru