Мама работает
Вера воспитывает ребенка
Всем известно, сколько важных дел необходимо переделать вместе с мамой, когда ты только что пришел из детского сада. Во-первых, нужно сразу же пойти мыть руки. Их необязательно мыть с мылом, но обязательно мыть с мамой. После этого помытыми с мамой руками нужно пойти сразу проверять, накачала ли мама насосом колеса у велосипеда. Неважно, что мама накачала их десять дней назад, и сегодня это уже одиннадцатая проверка, которая должна, наконец, точно показать — насосом ли? Проверять тоже надо с мамой. Хорошо, мама согласна — мальчик хочет быть уверен. Пусть мальчик будет. После грязных колес с мамой надо идти этими руками хватать булку с мамой, запихивать ее себе в рот — булку, а не маму, хотя, если бы могли маму, запихали бы в рот и маму. В этом месте у мамы обычно случается прозрение на предмет булки из-под колес велосипеда, и снова надо идти мыть руки с мамой. Потом мама должна посчитать до трехсот. Лучше по-украински, но мама не умеет по-украински (по-украински умеет няня, но надо, чтобы мама), поэтому хорошо, можно по-английски. Мама никак не согласна считать до трехсот, она согласна только до двадцати, но за время проведения переговоров, можно было сходить в Интернет, посмотреть, как считают по-украински, и посчитать до полутора тысяч . Просто отказаться от считания мама не может: у ребенка интерес к изучению языка, мама не дура, чтобы спугнуть такое.
Мама победила и быстренько считает до двадцати, но затем у мамы начинается медитация, чуть усовершенствованная с помощью древнекитайских пыточных технологий:
— А как будет двадцать один? — спрашивает Лега интонациями Броневого-Мюллера.
— Twenty one...
— А двадцать два?
— Twenty two...
— А двадцать три?
— Twenty three
— А двадцать четыре?
— Twenty four, twenty five, twenty six, twenty seven, twenty eight, twenty nine... — мама решает форсировать процесс познания.
— А двадцать пять? — невозмутимо спрашивает Лега. (“Штрилиц, а вас я попрошу остаться?”)
Трудовые будни и так даются маме непросто. А тут еще малолетнее гестапо с доставкой на дом. Мама начинает вращать глазами и с остервенением долбить по клавиатуре, застревая ногтями в щелях между кнопками.
— Мама, а что ты делаешь?
— Я работаю за компьютером, — однажды я не нашлась сказать ничего умнее. Мой ответ был записан на подкорку и протранслирован бабушке.
— Олег, а кем у тебя мама-то работает? — задала бабушка умный вопрос.
— Она работает закомпьютером, — ответил Лега.
Я не против. Закомпьютером, так закомпьютером. А что? Нормальная должность. Кто-то дизайнером, кто-то сантехником, а мама — закомпьютером . Кому-то и этим надо заниматься. Я не стыжусь своей работы.
Сегодня я решила повесить на дверь комнаты, где я работаю, табличку «Мама работает». Создала дизайн, подготовила макет к печати, напечатала тираж в количестве 1 шт. Перед тем, как осуществить монтаж, позвала Легу, объяснить, что к чему. Легон вообще большой любитель разных соглашений. Договоренности с ним достигнуть не так просто, но если удается, то они соблюдаются неукоснительно . Он недавно работал на печатной машинке и наругался на нее “идиоткой”. А у нас за слова из помойки положено идти немедленно в ванную и полоскать рот водичкой, чтобы во рту не разводились Мусорные Грюклы, которые словами из помойки питаются (они просто тогда ужасно противно кусаются за язык, если кто не знал). Легон проявил сознательность и пришел ко мне сам, с тем, чтобы идти срочно полоскать рот: «Я, вообще-то, не очень громко сказал, Грюклы ничего не слышали, но рот лучше на всякий случай прополоскать». Полоскать, конечно, с мамой, какие вопросы. В общем, я нарисовала табличку, веревочку привязала к ней, зову Легу.
— Вот, — говорю, — смотри. У нас теперь новое правило. Если табличка висит на двери, значит, я работаю. Заходить нельзя. Ну, только если по какому-то очень важному делу. Нужно тогда заглянуть, спросить тихонько: «Мама, а можно к тебе?» И тогда только заходить.
— Хорошо, — говорит Лега, задумывается ненадолго, — я буду идти-идти по коридору, смотрю, если нет таблички, то я запрыгну в комнату, и можно баловаться, кричать, а если висит табличка, то я могу только по очень важному делу. Например, если мне нужно водички, там, или пошутить.
— Хм... — говорю я, понимая, что пошутить — это действительно очень важное дело. — Да, — говорю, — водички или пошутить. Зашел, пошутил быстренько, и беги - играй, чтобы не мешать, договорились?
— Хорошо, — говорит Лега и выходит из комнаты. А я иду чай наливать. И через минуту крик:
— Мама! Ты где?! Ну, ты где? Табличка ведь уже висит «Мама работает!» Иди, работай!
“Ничего себе!” - думаю я. Кажется, где-то совершен стратегический просчет. Ну, да ладно, вроде как, все на пользу.
— Вот что, — говорю я, — давай тренироваться. Беги в свою комнату, а я повешу табличку, и мы проверим, как у тебя получается.
Вешаю табличку, закрываю дверь. Работаю закомпьютером. Медленно сползаю под стол, потому что слышу из коридора приглушенное бурчание:
— Я играл-играл или, там, смотрел “Cмешариков”, потом шел-шел по коридору, подхожу. Вот висит табли-и-и-ичка. (Читает по слогам) Ма-ма. Ра-бо-та-е-ты. Мама работает.
Дверь тихонько открывается, Легон заглядывает в комнату с заговорщицким видом. Я делаю лицо училки начальных классов (кто меня видел, знает, что я так иногда умею очень правдоподобно нагримасничать и лицом, и голосом) и говорю:
— Привет, Лежка. Ты чего хотел?
А он мне так же серьезно отвечает:
— Я пришел по важному, чтобы пошутить тебе.
Я ему все тем же лицом отвечаю:
— Ну, хорошо, давай.
Лега залезает важно на кровать, прыгает там чуть-чуть, потом садится на край кровати и сидит .
Я ему говорю:
— Ух ты, как весело ты попрыгал! Замечательно! Ну, теперь беги. У нас же табличка на двери.
— Но сейчас табличка мне уже не понадобится, — отвечает Лега, — потому что я уже тихонько зашел, пошутил и остался тут посидеть.
Читайте на Еве.РУ “История одной любви. Вера откладывает яйца”
“Postkarten Album. Вера разбирает семейную почту”
Ева.Ру, форум “Наши дети”