История одной любви

На самом деле, когда некоторое время назад я плакалась, что у меня в доме нет домашнего очага, то я лукавила. Да что уж там. Я откровенно врала. Нет, само собой, утрату телевизора на кухне я долго не могла пережить, поэтому очаг нашелся не сразу. Но нашелся, и, все там же, на кухне — где ж ему быть? Очаг простоял у меня на кухне почти четыре года, а я только сейчас узнала его.

Раньше я совершенно не обращала внимания на то, что каждый мужик, попадающий ко мне домой — будь это пятилетний соратник моего сына по детскому саду, или усатый улыбающийся сантехник, или муж Борисовой, или другой какой неприкаянный мужик, случайно забредший на мою кухню — сразу, практически с порога, идет к месту расположения очага, как будто там у меня намазано медом или котлетой-по-киевски, и зависает там минут на двадцать. Даже комар, залетая в окно, летит прямиком туда — к этому теплому и светящемуся, и я сразу делаю вывод о том, что этот комар — мужик. И не боюсь его, потому что он не укусит. Женщинам же, чаще всего, мой очаг неинтересен совсем.

У кого как, а мой очаг — большой, шестидесятилитровый. Он наполнен теплой водой. В нем живут две красноухие черепахи. Очаг стоит на кухне и всегда светится приятным теплым светом. Вечером я выключаю свет, имитируя черепахам наступление ночи. Я в моем очаге вообще много чего имитирую: солнечный день и чистый пресноводный водоем, прохладную ночь и стрекотание цикад. Наличием островка суши, греющей лампы, ультрафиолетовой лампы, фильтра и нагревателя для воды можно имитировать все, что угодно. Иногда, когда греющая лампа перегорает, я имитирую черепахам экстренное отключение электроэнергии. В момент полной смены воды — засушливое лето в джунглях Южной Америки. Лега с завидной регулярностью имитирует нападение космических пришельцев. Иногда черепахи могут слышать, как я обещаю собаке Гортензии, что «еще раз — и я тебя отправлю жить к черепахам!» — это я так имитирую для них нестабильную ситуацию с жильем в Москве.

Это очаг жизни на моей кухне. Мой настоящий домашний очаг. Красноухие черепахи живут в неволе лет тридцать, так что к моим пятидесяти мне еще будет с кем поговорить. Сейчас им по пять лет. Девочка и мальчик. Девочка размером с десертную тарелку, а мальчик поменьше — с чайное блюдечко. Мне очень сложно ответить, как их зовут. Сказать по правде, я ни разу в жизни не обращалась к ним иначе, как: «Привет, коровы». Что совершенно не означает, что я не люблю их, или, там, хочу унизить.

— Привет, коровы! — говорю я, подходя к очагу с горстью сырой курицы.

— Привет, мясо! — булькают мне в ответ обитатели очага и бьют по воде лапами.

Я не обижаюсь на них. Я знаю: это не потому, что они не любят меня или хотят унизить.

Но даже самый маленький рассказ очень трудно написать, если у героев нет имен. Поэтому черепахам из очага придется выдать сценические псевдонимы. Согласно характерам. Скажем, Хавронья и... Черт возьми, если сейчас этого гнусного типа назвать тем именем, которого он заслуживает, то меня точно забанят на небесах за слишком частое употребление словосочетания “Злобный Гад”. Поэтому назовем его нейтрально: Сережа.

С самого детства Сережа и Хавронья жили в одном террариуме. Маленькие черепашки, размером с пятирублевую монету, они плескались и резвились вместе, вылезали на островок, чтобы погреться под искусственным солнцем-лампой, качались на качелях, катались на велосипеде в Александровском саду. И не было у Хавроньи никого ближе маленького ее дружочка Сережи, а Сережа не желал никакой другой сестрицы и подружки, кроме нежно любимой им озорной Хавроньи. Шли годы, из маленькой шаловливой девчушки Хавронья превратилась в молодую девицу — крепкую, круглую, темно-зеленую, с томным взглядом. Да и Сережа, посмотрите на него! Уж нет того робкого малыша, у которого бойкая подружка нет-нет да и отберет креветку. Перед нами теперь статный юноша, и, хотя встречаются молодцы его возраста крупнее да мускулистее, но Сережа ладно и крепко сложен и умеет ртом схватить на лету извивающегося мотыля. А что еще нужно для молодого мужчины?

Ах, как похожа история этих двоих на тысячи других таких же историй! Уж сколько слов написано писателями покрупнее да поумнее, чем я! Сколько фильмов снято! Сколько наплетено стихов! А история-то банальна, как роллы Калифорния: повзрослев и возмужав, Сережа полюбил подругу своего детства Хавронью, но, как ни пытался он добиться любви ее, она все говорила ему: «Ты же брат мне, дорогой мой Сережа, как же я могу стать твоею. Тем более, что и нету у нас с тобой в террариуме песочку, а, значит, мне некуда будет откладывать яйца, уж прости».

Однажды поздно ночью я решила поменять воду в моем очаге, потому что давно уже пора было ее менять. Я вообще нечасто сую руки к черепахам в террариум, а гостям своим так и вообще рекомендую этого не делать — на любое опускание рук к ним, черепахи реагируют восторженным бульканьем «Мясо!», и уверенно хватают за палец. Добавим к этому то, что маленькую юркую рыбку гуппи они, по слухам, разрывают на несколько частей и сжирают вместе с костьми — и у вас отпадет всякое желание поздороваться с Сережей за руку или Хавронью потрепать по щеке. Но раз в неделю, при смене воды, обитателей очага требуется добыть и пересадить на время в ванную, предварительно почистив аккуратно им панцири зубной щеткой. Я знаю способы, я привыкла, все мои пальцы на месте. И вот я достаю девицу-Хавронью с глубины водоема и вижу страшное — у черепахи оторван палец. Пальца нет! Перста не хватает на зеленой разляпистой длани! И не просто не хватает, а на его месте (да простит меня читатель за натурализм) находится большая кровавая дыра.

Тут я должна признаться, что в случае различных серьезных происшествий, я всегда сначала думаю какую-нибудь глупость, а потом уже соображаю, что произошло на самом деле. И только после этого я уже, как положено, впадаю в панику. Ну так вот, увидев окровавленное отсутствие пальца у черепахи Хавроньи, я подумала сначала: «Ногти что ли грызла?» — хорошо, что не спросила ее, а то б она мне ответила, пожалуй, резковато для барышни. Потом я стала думать «как?», да «за что зацепилась?», да «ну что же делать?» И ранним утром следующего дня я засунула черепах в переноску... Да-да! В переноску! Пусть те умники, которые говорят, что черепах нужно переносить, завернув в тряпочку и спрятав на груди, сами этим занимаются, а моя грудь дорога мне. В общем, я бросилась с черепахами к специалисту по рептилиям, а проще сказать, к герпентологу.

Доктор и сам был чем-то похож на хамелеона или игуану: движения редкие, но точные, большие глаза навыкате. Он сидел в полумраке за столом, и над ним горела большая настольная лампа. Было очевидно, что она нужна ему, чтобы греться под ней, а не для света. Когда мы вошли, он не шелохнулся, только быстро поднял на нас свои большие глаза и изменил цвет. На столе у него стояла прозрачная баночка с мотылем, и я сразу доверилась ему, как родному. Я поздоровалась, а доктор спросил заботливо:

— Что вас беспокоит? — и, улыбнувшись, длинным языком подцепил из баночки червячка и мгновенно проглотил его.

Я села на стул, поставила на колени полосатую, синюю с оранжевым, переноску для черепах — и доктор покрылся соответствующих цветов полосками. Я начала рассказывать, доктор задавал вопросы, но разговаривать с полосатым доктором было сложно, и я поставила переноску на пол. Доктор снова стал зеленовато-голубым — как стены в кабинете.

Потом он внимательно осмотрел Хавронью. А Хавронья внимательно осмотрела доктора, который должен был бы вызывать у нее теплые чувства, потому что он был к тому времени приятной черепашьей окраски. “Ему бы черепаху Тортиллу играть в ТЮЗе”, — подумала я. Но Хавронья докторского расположения не оценила, и, повернув на меня свои выпученные глаза, задала немой вопрос: “Что это еще за мужик и почему он смеет тыкать в меня пинцетом?” Красноухий Сережа в глаза доктору не смотрел, а на осмотре вел себя, как вождь краснокожих: вырывался и стремился сбежать к Канадской границе, из-за чего дважды чуть не навернулся с докторского стола. Он и навернулся бы, если доктор не подхватил его вовремя своим чешуйчатым хвостом.

— Ну что? Ну что? — за-заа-заааикаясь от сс-страа-хааа сс-ппп-рашивала я у доктора, волнуясь и переживая за Хавроньину лапу.

— Обыкновенная история, — улыбнулся доктор, — он просто отгрыз ей палец.

— Кто — «он»? — я честно не поняла, кто это в моем очаге мог отгрызть Хавронье палец.

— Сережа ваш, — доктор снова нежно улыбнулся и даже немножко порозовел.

— Ах ты зверюга! — я накинулась на Сережу, — как ты мог?!

Будь он покрупнее, я бы ему заехала по роже, но я не дерусь с теми, кто меньше меня. Моему возмущению не было предела, но доктор, почему-то, совершенно не разделял его.

— Ну а что ж? (Доктор стал оранжевым) Ведь он хотел любви (на секунду доктор стал розовым, как дом для Барби), а она ему отказала (доктор почернел).

— Ах, она отказала?! Отказала?! — я была готова прочитать доктору лекцию о том, как женщина всегда имеет право сказать «нет», но по цвету и улыбке доктора было понятно, что он на стороне Сережи, а, значит, сам отгрызет палец любой, которая откажет, и даже не покраснеет при этом.

— Я выслушала рекомендации по заживлению лапы и дальнейшему содержанию молодых. Я привезла их домой и четко следовала указаниям врача, и лапа Хавроньина зажила, и даже новый палец странным образом вырос — хотя и не такой красивый и изящный, как раньше, но мы не гонимся за красотой. На время я расселила черепах, Сережа понемногу забылся и не требовал больше от Хавроньи взаимности.

Все это произошло прошлой весной. Недавно я обнаружила, что мой домашний очаг снова превратился в очаг военных действий. Сережа требует любви, а Хавронья стойко защищает свою девичью честь.

Мы снова были у доктора-хамелеона. Он радостно пофиолетовел, увидев нас — запомнил с прошлого года. Снова осмотрел молодых и рекомендовал насыпать им песочку. “Чтобы вам было куда откладывать яйца”, — улыбнулся доктор и, кажется, немного прослезился.

Чтобы НАМ. Было. Куда. Откладывать. Яйца.

Вера Дорофеева

Читайте на Еве.Ру: “Postkarten Album. Вера разбирает семейную почту”

“Происки космического менеджера. Вера извлекает урок”

Ева.Ру, форум “Животные”

Ева.Ру, конкурс “Бык в батате. Фауна”