Пятый угол

Запущенная болезнь - беспризорные дети. Они повсюду: в метро, на улице, в парадных, на вокзалах… Проблема детей, убегающих из семьи, из интерната стала требовать действенного решения со стороны властей еще в самом начале 90х годов. Да, в бывшем СССР тоже были малолетние бомжи. Но не в таком количестве. Убегали они, в основном, на короткий срок и не в другой город, а на соседнюю улицу или в ближайший подвал. С началом перестройки улицы крупных городов заполнились маленькими бродягами.

Почему дети пускались в бега?

Первое - уходили из дома потому, что родители плохо с ними обращались. Это понятно - неблагополучные семьи. К началу 90-х неблагополучных семей стало больше? Да. И основная причина - это ухудшение общей социально - экономической обстановки в стране. Давайте вспомним, что получали граждане от страны к началу девяностых? Павловскую денежную реформу, "съевшую" накопленные сбережения. Первую волну сокращения рабочих мест и, как результат, падение уровня благосостояния, что, в свою очередь, не могло не отразиться на микроклимате семьи. Во многих регионах России, безработные женщины, имеющие детей, уже тогда составляли более 40% от общего числа безработных. На рынке труда поисками работы были заняты порядка 60 тыс. матерей-одиночек.

Доступность спиртных напитков, особенно по сравнению с дефицитом других товаров. Расширение рынка сбыта наркотиков.

Психологическая неготовность многих "старых русских" жить по рыночным правилам. В связи с этим, участившиеся разводы. Уже к 1992 году в России на 10 браков приходилось, в среднем, 7 разводов. Причем, в отличие от конца 80х годов, начало 90х характеризовалось разводами в семьях, где супруги прожили пять и более лет и имели одного - двоих детей.

Ликвидация детских и подростковых бесплатных клубов, спортивных секций, кружков и т.д.

Разрушение системы социального контроля, постоянные изменения в социальном законодательстве. В начале 90х годов стало гораздо проще лишить женщину родительских прав, при том, что оформить усыновление, опеку или попечительство над ребенком - в несколько раз сложнее. В 1992 году, по сравнению с 1989 годом, на 7,2% возросло число исков о лишении родительских прав. Практически все они были удовлетворены, а дети отправлены в интернаты и детские дома. Однако, как предполагают специалисты, не менее четверти этих исков были рассмотрены недоброкачественно.

Все перечисленные моменты привели к нарушению привычного баланса в отношениях родителей и детей. Из благополучных семей дети убегали в поисках приключений. Из неблагополучных - в поисках лучшей жизни.

Второе - ребята убегали из интернатов. Большую часть юных путешественников составляли "государственные" дети. Более половины из них не провели в казенном учреждении и трех месяцев. Почему? Причин опять же несколько.

Невозможность ребенка адаптироваться к интернатской жизни.

Недостаточность и задержки финансирования системы интернатных учреждений. Под более-менее регулярное государственное внимание попадали только три статьи бюджета: коммунальные услуги, зарплата сотрудникам и питание детей, которое к тому же резко ухудшилось. Сокращалось строительство детских учреждений, обострился вопрос обеспечения детей-сирот одеждой, обувью, постельными и школьно-письменными принадлежностями.

Уходы детей часто были вызваны побоями и жестоким обращением, в том числе со стороны педагогических работников. Не секрет, что и в советские времена интернатские дети были "пехотой любого фронта". После перестройки усилилась тенденция использовать "казенных" детей как бесплатную рабочую силу. Бригаду мальчиков можно было послать на строительство частного дома, девочек - заставить трудиться в производственном кооперативе, которые в то время расплодились под крышами школ, училищ, интернатов. Продукция благополучно продавалась, деньги шли в карман директора и местных чиновников.

Начальники некоторых "сиротских" учреждений заключали договора с фирмами, работающими под видом стройотрядов. 13 - 16 летних подростов дельцы вывозили, например, в Астраханскую область, на сбор помидоров и арбузов. Условия в полевых лагерях были ужасные. Как правило, временные населенные пункты находились в степи, довольно далеко от села, состояли из продуваемых вагончиков на 20 -25 спальных мест. В лагерях не было ни должного медицинского обслуживания, ни нормального питания, ни горячей воды. Работа для детей была поистине каторжная: ежедневно по 8 - 10 часов, с обязательным выполнением плана. Самостоятельно уехать подростки не могли, тем более, что руководство лагеря обещало каждому заплатить по окончанию работ достаточно большую сумму. Нет нужды говорить, что начальник лагеря предварительно договаривался с руководством местного колхоза - совхоза, что за предоставление бесплатной рабочей силы тот гарантирует ему часть урожая. Фуры с помидорами и арбузами шли потоком в Питер или Москву.

Естественно, что никакой "большой" суммы детям по итогам работы не платили, заработанных "копеек" едва хватало на одно посещение "Макдональса". Жаловаться подростком было некому… Девочки, живущие в интернатах, нередко подвергались сексуальному насилию, как со стороны воспитателей, так и со стороны "заказчиков". Прообразом первых российских контор "по вызову" стали именно детские дома и интернаты. Случаи такого рода, отнюдь не единичные, описывались в прессе.

Многие сиротские учреждения не подавали сведения об "исчезнувших", убежавших воспитанниках. В прессе были упоминания и о случаях, когда администрация детских домов и интернатов оформляла убежавших детей как заболевших и помещенных в больницы, в том числе и в психиатрические, или вообще как… умерших. В одном из интернатов Новгородской области, после массового побега детей, были оформлены документы, якобы подтверждающие их перевод в другой регион.

В 1990-1991 годах малолетние беспризорники напоминали наполеоновскую армию, бежавшую из России. Но тогда еще дети - бомжи не были вовлечены в систему "мафии нищих", у них не было взрослых командиров, не было разводящих, сборщиков дани и хозяев. Государство "всплеснуло руками", приемники - распределители в столицах не справлялись с наплывом юных путешественников. К тому же, содержание приемников становилось все более затратным, а их работа все более условной. Больше 70% детей, возвращенных в семьи и интернаты, меньше чем через месяц убегали снова.

В помощь милиции, городские и областные власти обязали комитеты по охране материнства и детства взять на себя заботу о судьбе беспризорников. Что те с радостью и сделали. Например, в Санкт-Петербурге. Почему с радостью? Все очень просто.

Начиная с 1991 года, в город, где по неофициальным данным находилось около 60 тысяч детей - бомжей, хлынула гуманитарная помощь из-за границы. Тогда еще Запад считал своем долгом помочь нарождающемуся демократическому государству. Автомобили, самолеты, поезда с одежной, обувью, питанием, медикаментами направились в Россию. Отвечающие за помощь детям - сиротам и детям - бомжам принимали тонны грузов.

Что получали непосредственно дети? Третий сорт. Лучшее распространялось по другим каналам. За счет гуманитарной помощи можно было обеспечить себя и свою семью дефицитными западными шмотками и консервами на несколько лет вперед. Гуманитарную помощь можно было выгодно продать в другие регионы или пустить по взаимозачету. Хозяевами первых секонд-хендов стали именно тех, кто поднаторел в махинациях с западной помощью. Случаев, когда контейнеры с качественными кожаными вещами прямо в аэропорту перегружались в другой самолет, было множество.

Нечто подобное происходило и с джинсами, которые в то время передавались в Санкт - Петербург тоннами. Через несколько недель после начала "гуманитарной акции", восемь из десяти старушек, торгующих около "Детского мира" или метро продавали детские и подростковые джинсы.

Нет, было бы несправедливо говорить, что детям ничего не перепадало. Власти с ними делились. Но только самым худшим: если те же джинсы - то очень трухлявые, если куртка - то в невыводимых пятнах, если хлопчатобумажные "толстовки" - то с неимоверно растянутой горловиной и рукавами. Исключения были (например, приют "Лесли" в СПб, в Озерках), но они лишь подтверждали правила.

Конечно, на фоне нарушений закона, которые были прикрыты благотворительностью, растянутые рукава - это мелочь. Для нас. Для ребенка - это важно. Ему все равно, что в контейнере, под видом абрикосового гуманитарного компота, можно провести что угодно, вплоть до наркотиков и оружия. Ему все равно, что председатель комитета по охране материнства и детства мэрии Санкт - Петербурга в самом начале 90-х гг. почти отрыто покрывала сомнительные сделки с гуманитарной помощью. Ребенку все равно, что возглавляемый ею комитет, среди чиновников называли "Комитетом по борьбе с материнством и детством".

К концу 1991 года в стране постоянно мигрировало до 200 тысяч детей. В СПб собрался практически все Северно-Западный регион. Психологическая патология среди социально дезадаптированных несовершеннолетних достигала 95%. Серьезной социальной проблемой был суицид в среде беспризорников. Почти каждый четвертый из беглецов имел образование на уровне пятого класса, каждый десятый - на уровне третьего.

В конце 1991 года в недрах мэрии родилось идея создания приютов. Идея, в общем-то, неплохая, но совершенно непродуманная. Что такое приют по тогдашнему законодательству? Это пункт временно содержания беспризорного ребенка до момента установления его личности и последующей передачи беглеца по месту прописки. Процедура может растянуться надолго, так как дети, в своем большинстве, не имели документов, отчаянно не желали возвращаться и напропалую врали. Под приюты из городского жилищного фонда выделялась бывшая коммунальная квартира, как правило, требующая ремонта. Мэрия, из числа гуманитарной помощи, обеспечивала мебелью, одеждой, продуктами (опять же - более чем сомнительного качества). Набирался штат: один воспитатель на троих детей (как правило, студент старше 20 лет), один врач, один психолог и пять приходящих учителей.

Увы, буквально сразу пошли "первые трещины". Во-первых, приют мог вместить не больше двадцати детей. Остальные - друзья, братья-сестры "счастливчиков" - оставались "за бортом". Отсюда постоянная миграция "приютских: одни уходили к своим в подвалы, другие - приходили к своим в приют. Приходили запущенные, грязные и, что самое неприятное, "неофициальные". Незарегистрированный ребенок не имел право находиться в приюте. Что бы поставить его на учет (некоторых уже не в первый раз), воспитателю, вместе с ребенком, необходимо было обойти не одну инстанцию. Часто происходили случаи, когда на казенные, порой совершенно неделикатные вопросы инспектора РОНО, ребенок отвечать отказывался, и ему давали "от ворот поворот". Как результат - почти во всех приютах жили "нелегалы".

Во-вторых, социальные службы неоднократно использовали неопытных в бюрократических делах воспитателей, как "козлов отпущения" для покрытия своих грехов. Было очень удобно спихнуть на студентов хищение той же самой гуманитарной помощи или обвинить в растрате. Тем более, что документальная и законодательная база в отношении статуса приютов и воспитателей практически отсутствовала.

В-третьих, совершенно не была отработана образовательная программа. Дети условно прикреплялись к какой-либо школе, но, тем не менее, по журналу они не проходили и на получение аттестата права не имели.

В-четвертых, заработная плата воспитателей и другого персонала была ничтожно мала, социальная поддержка отсутствовала. Отсюда текучесть кадров, что абсолютно недопустимо в работе с беспризорниками.

В-пятых, исходя из того, что приют - это место временного содержания ребенка, службы здравоохранения не заводили него медицинской карты. При этом, практически каждый ребенок был болен хроническим бронхитом, воспалением легких, гастритом… Нередко встречались дети с запущенной гонореей, а то и сифилисом.

В-шестых, для детей не соблюдались никакие нормы питания. Например, в приюте "Маленький принц" на Миллионной (где я проработала не один месяц), рацион детей в течение месяца состоял из "бумажной" консервированной колбасы, маринованной капусты, спаржи, галет и сухого молока. Несколько раз в приют передавались, так называемые "армейские американские пайки", но в одном случае из них были вынуты шоколад и мясные консервы, в другом - суп быстрого приготовления, в третий раз большинство пайков вообще состояло из жвачки, презервативов, таблеток для обеззараживания воды и сухого горючего.

В-седьмых, больше половины "приютских" детей активно употребляли спиртные напитки и наркотики. Никаких лечебных и профилактических "антинаркотических" и "антиалкогольных" программ в арсенале мэрии не было. Дети становились легкой добычей для различного рода барыг и других представителей клана наркоторговцев.

Уже к 1993 году в Санкт-Петербурге стал набирать обороты так называемый "бизнес бомжей" Как альтернатива приютам в городе стали возникать группы профессиональных нищих, среди которых дети, особенно малолетние, выполняли функции "рабов". Точно по произведению "Без семьи", маленькие "Маттиа", под угрозой избиения, обязаны были ежедневно приносить свои хозяевам определенную сумму денег. Тогда, в конце 1992 года- начале 1993 года ситуацию еще можно было повернуть в другое русло. Одно "но"… Если бы чиновники действительно думали о судьбу маленьких бродяг, а не только о наполнении своих карманов.

Как результат, приюты если и не канули в Лету, то сократились до минимума. Немногие воспитатели смогли преодолеть пороги бюрократизма и непорядочности чиновников. Единицы смогли "раствориться" в детях, в идее, смогли сохранить приют. К 1994 году в Санкт-Петербурге их осталось два. Первый, так называемый приют "Лесли" в Озерках. Второй - загородный приют для девочек "Селена". Насчет второго приюта вопрос, правда, не до конца ясен. По некоторой информации, он представлял собой нечто вроде монастыря для несовершеннолетних. Так это или иначе, но факт остается фактом, "Селена" стала домом для полусотни воспитанниц. Причем этому приюту удалось добиться изменения статуса - девочки имели право жить в "Селене" до совершеннолетия.

Волна гуманитарной помощи прошла, дети-бомжи остались. Сейчас они уже далеко не те, какими были четырнадцать лет назад. Современные нищие - это государство в государстве. У них свой устав, свои правила, нормы и законы. Можно быть уверенным, что ни один беспризорный ребенок сегодня не останется все внимания асоциальной "системы". Власть не смогла справиться - ей нашлась замена. Логично? Может быть. Только остается ощущение беспомощности и злости.

Истории детей из "моего" приюта

Ира, 12 лет

Убежала из семьи.. Родители пили, систематически избивали ее и младшего брата. Девочка практически не ходила в школу. Не имела теплой одежды, обуви. В основном ее и брата подкармливали соседи. Ира воровала краски, бумагу для рисования из школы и магазинов. Она говорила, что когда начинала что - то рисовать, то не так хочется есть…" Продавала свои рисунки на местном "Арбате". Пишет и читает с трудом, зато обладает отличной памятью. В 10 лет, по ее словам, родители напоили ее и брата водкой и заставили танцевать голыми на столе для каких - то гостей. В 11 лет мать отвела Иру к знакомому и сказала, что девочка теперь будет жить с ним, а если скажет кому - то об этом, то ее могут убить. Ира прожила с этим, как она говорит, "дядей Славой" около трех месяцев, а потом убежала. В Санкт-Петербурге Ира сошлась с группой подростков, которые промышляли попрошайничеством на Витебском вокзале. Начала часто употреблять спиртные напитки, курить травку. Через некоторое время попала в, так называемый, "Дом мира и милосердия" на Моховой. Он представлял собой нечто вроде "ночлежки' для детей-бомжей, которой заведовала знаменитая "мама Валя". Когда милиция наведалась к "маме Вале" в очередной раз - Ира попала в приют. Через несколько дней выяснилось, что девочка бер
еменна. Одновременно у Иры была обнаружена запущенная гонорея. Когда речь зашла об аборте - девочка убежала из приюта. Позже дошли слухи, что она умерла от самопального аборта…

Саша, 11 лет, и Вовчик, 5 лет

Убежали из интерната. По их словам - над ними издевались воспитатели, били и принуждали к сексуальным контактам. (Позже медицинское обследование подтвердило, что мальчики подвергались неоднократному сексуальному насилию). На руках и шее Саши - белые полосы, как от побоев. На голове младшего - десятиметровый глубокий шрам. Вовчик попал в приют в очень тяжелом состоянии - запущенный гастрит, дисбактериоз, пиелонефрит, фурункулез. Мальчика, после недолгого лечения в больнице, отправили назад в интернат. Саша через месяц пребывания в приюте тоже попал в больницу с диагнозом "острое отравление токсичными препаратами". Назад мальчик так и не вернулся. По информации врачей, его пришлось отправить в психиатрическую больницу, так как Саша набросился с вилкой на соседа по палате и грозился его убить…

Вероника, 14 лет

До того, как попасть в приют, девочка два года путешествовала по стране. Вероника немного отставала в общем развитии, но при этом обладала поразительным музыкальным слухом и чувством ритма. Многие питерцы наверняка помнят невысокую темноволосую девочку, которая зимой 1991 года пела а - капелла в "холодном" переходе на Невском. Причем пела не "туристические песни" или попсу, а репертуар Эллы Фитцжеральд, Уитни Хьюстон, Тины Тернер… Иногда она аккомпанировала себе на маленьком барабане. Вероника пришла в приют сама из "бомжатника", который находился в Свечном переулке и пробыла в нем до самого закрытия. Что стало с ней дальше - неизвестно. По одним сведениям, Вероника подалась в Турцию, по другим - попала в колонию…

Глокая куздра

Статья участвует в конкурсе "Лучшая статья месяца<