А завтра была война
Очерк Лизы Симпсон о поездке в Лондон
Перемещаться по Лондону на этот раз было трудновато, поскольку центральная линия метро была закрыта, а наш отель находился как раз рядом со станцией именно этой линии. Позже я выяснила, что прямо около гостиницы останавливается автобус, идущий в центр, но в первый день я еще не успела с этим разобраться. Поэтому возвращалась я после ужина по зеленой ветке, от которой надо было идти до гостиницы минут пятнадцать. На выходе меня остановил мужчина неопределенной внешности и очень решительным ультимативным тоном попросил меня показать ему мой билет – проездной на все виды транспорта на неделю, купленный мною за 20 фунтов. И я, расслабленная после чудесного ужина, на полном автомате показала ему этот билет (чему я до сих пор удивляюсь, в общем-то, не в первый раз замужем). Мужик выхватил его у меня из рук, положил в карман, поблагодарил и сказал, что я могу идти. Признаться, я ужасно разозлилась, и главным образом – на свою собственную глупость. Я схватила мошенника за рукав и потребовала свой билет обратно, он стал меня убеждать, что даже если я вызову полицию, мне никто не поверит, что я сама отдала ему билет, и доказать ничего я не смогу. Я подтащила его к входу метро и стала звать на помощь. Пока служитель станции услышал меня и разобрался, что к чему, мошенник принялся выламывать мне большой палец правой руки, которой я держалась за его рукав. Завязалось некоторое подобие борьбы. Подошел служитель, спросил, что произошло, я объяснила ситуацию, мужик стал оправдываться и говорить, что никакого билета у него нету. "Нема, нема", - вдруг залопотал он с ударением на первый слог. "Ах ты сволочь польская!" – неполиткорректно зашипела я на него по-русски. Служитель станции вызвал полицию по рации, мошенник понял, что запахло жареным, и выронил билет на тротуар. Окей, сказала я, подняв билет и не отпуская рукав, теперь давай ждать полицию. Дальнейшее напоминало сцену супружеской ссоры из какого-нибудь итальянского фильма, а присутствие невозмутимого служителя станции только подчеркивало борьбу славянских темпераментов (я все же думаю, что мошенник был поляк). “If you will call the police, I will… I will….” – вскричал мужик и замялся, явно подбирая наиболее обидное слово. “You will what?!” – заорала я в ответ. “…fuck you!!” – наконец нашелся он (ничего более обидного не нашлось, видимо). Я было хотела сказать ему все, что я думаю, чистым русским языком, но он наконец вырвался и быстро ретировался. Я тоже, честно говоря, хотела взять такси и поехать домой, поскольку время приближалось к полуночи, но не тут-то было – мне было сказано, что надо дождаться полиции и зафиксировать происшествие. Я проследовала в помещении охраны станции, с камерами (как выяснилось позже, происшествие было зафиксировано и записано на пленку) и чудесным негром, который развлекал меня в течение получаса, пока мы ждали полицию. Руку я держала под струей холодной воды – палец гнулся, не был сломан, но болел. Негр этот, составляя отчет о происшедшем, среди прочего спросил, сколько мне лет (What is your age – roughly?), с деликатностью, меня умилившей. Наконец прибыла полиция, я повторила свой рассказ, служитель станции тоже описал мошенника, мне дали телефон, по которому можно было бы звонить в случае чего, и на полицейской машине отвезли в гостиницу. По дороге полицейский периодически останавливался, чтобы сделать внушения нерадивым водителям. “Здесь нельзя стоять” – “Ах, извините, я только на минуту” – окно закрывается, едем дальше. “Вы проехали на красный свет” – “Ах, простите, я не заметил” – “Больше так не делайте, окей?” – окно снова закрывается, едем дальше. Не нужно обладать бурным воображением, чтобы представить, что сделает наш гаишник с водителем, проехавшим на красный свет. Наконец в половине первого я оказалась в своем номере, слегка трясясь после пережитого, и немедленно повалилась в постель.
Посреди ночи я проснулась от довольно ощутимой боли в руке и несколько раз вставала, чтобы подержать ее под холодной водой. К утру рука распухла, палец гнулся с дикой болью, моя многострадальная правая рука, едва оправившаяся после серьезного пореза, фактически не функционировала. Вспомнив, что на следующий день, в воскресенье, начиналась ярмарка, где мне предстояло без конца писать и пожимать людям руки, я слегка дрогнула, но потом поняла, что изменить все равно ничего не могу, оделась и позавтракала одной левой и поехала в ботанический сад. К счастью, на следующий день опухоль спала, боль уменьшилась, и я вполне могла действовать правой рукой. Она болит и до сих пор, но все меньше и меньше.
Возвращаясь сейчас к этому неприятному эпизоду, я думаю о том, насколько, в сущности, неэффективны были действия полиции. Да, они зафиксировали происшествие, предложили мне первую помощь и так далее – но все это было сделано для галочки. Да, подобного мошенника крайне трудно поймать за руку на месте происшествия – но с другой стороны, охранник станции, видевший, как этот человек выламывает женщине руку, даже не имел права задержать его хотя бы для установления личности. Да и подошел он ко мне только после того, как я раза три позвала на помощь. Кстати, пока я сидела в комнате охраны, этот мошенник еще пару раз появлялся на мониторах – меня поджидал, что ли? В последний день своего пребывания в Лондоне я получила на адрес гостиницы письмо из полиции, где один из начальников выражал свое сочувствие моей "беде" и извещал, что преступника поймать не удалось, но принимаются все меры… В общем, странно это все.
Итак, суббота перед ярмаркой была свободным днем, и прямо с утра я села в метро и поехала в Кью-Гарденс – лондонский ботанический сад, чудесное место, где цветут поляны белых и фиолетовых крокусов и нарциссов, имеется японский каменный сад и ходят живые павлины и прочая живность. Например, один раз дорогу мне пересекли два очень важных гуся, у одного из которых на лапе было колечко с надписью Ниф-Ниф, а у другого – Наф-Наф. Вернуться я хотела на кораблике по Темзе, но навигация на ней еще не открылась. Так что я поехала на метро до Ковент-гардена, побродила по рынку, посмотрела на самых разнообразных уличных танцоров и актеров и отправилась в Королевскую академию искусств на выставку, посвященную ацтекам, которая превзошла все мои ожидания. Я совершенно не ожидала увидеть такую неуемную экспрессию в скульптурных изображениях людей и животных, встретить такой жестокий и одновременно мудрый взгляд на жизнь, смерть, природу… Первый раз в жизни (по совету одной своей британской коллеги) я взяла аудио-гайд (и не пожалела об этом) и первый раз в жизни купила каталог выставки.
На следующий день началась сама ярмарка, и соответственно – работа с утра до вечера. По вечерам у меня были всякие светские мероприятия, например, в первый день я посетила трехэтажную квартиру-пентхаус, принадлежащую хозяину одного из издательств, с которыми мы сотрудничаем. А во второй встречалась с совершенно безумной дамой, автором книги по женской сексуальности, которую мы, возможно, опубликуем на русском. Мы с ней очень мило по-бабски потрепались в баре отеля Марриотт с видом на London Eye – гигантское колесо обозрения напротив Вестминстера.
Между тем, в воздухе витало предчувствие войны. В центре Лондона шли бесконечные антивоенные демонстрации; в новостях можно было увидеть исключительно репортажи из Кувейта и Багдада в стиле "вас приветствует экипаж ночного бомбардировщика". Надо ли говорить, что среди тех англичан, с которыми я общалась, я не нашла ни одного, сочувствующего Бушу и Блэру. Да и на ток-шоу на Би-би-си, которые я смотрела по вечерам, никто не выражал поддержки действиям премьер-министра. Впустую, впрочем – когда люди задавали острые вопросы, ведущий их просто игнорировал, прямо как в том анекдоте: "Доктор, меня все игнорируют…" – "Следующий!" Особенно неприятно поразил меня лидер, кажется, консерваторов, который в открытую ерничал и издевался над пришедшими в студию людьми, а на следующее утро, нацепив траурную физиономию, выражал сочувствием семьям погибшего экипажа разбившегося вертолета. Когда Буш объявил 48-часовой ультиматум, стало ясно, что война застанет меня в стане врагов, как оно в итоге и произошло…
Наконец ярмарка закончилась, и основная масса моих коллег улетела – кто домой, кто в Париж на очередную ярмарку. Мне, однако, предстоял еще один свободный день и переговоры в офисе одного лондонского издательства в четверг с утра. Так что в среду я, пользуясь тем, что погода стояла солнечная и теплая, села в электричку и поехала в Хэмптон-Корт – дворцовый комплекс, строительство которого началось в тюдоровскую эпоху, а закончилось при Вильгельме Оранском. Соответственно, в одном дворце необъятных размеров, с внутренними двориками, изумительными по красоте покоями и фонтанами, сочетаются сразу несколько архитектурных стилей. Я долго бродила по дворцу (в том числе и с гидом – по покоям как раз Вильгельма Оранского), и, пожалуй, самое сильное впечатление – это большой зал в покоях Генриха VIII с красивейшим потолком и витражными окнами и удивительно уютные и светлые комнаты королевы Каролины. Тем, кто поедет туда, рекомендую взять одну из входящих в стоимость билета экскурсий по помещениям дворца, которые ведут гиды в старинных костюмах – это очень забавно. Во дворце было очень много детей, которых водят туда на уроки истории и которые слушают этих гидов, сидя на полу и раскрыв рты.
Вокруг дворца разбит прелестный барочный парк со стрижеными кустами и прудами. Там также находится Большая виноградная лоза, посаженная в XVIII веке, и галерея картонов Андреа Мантеньи, посвященная событиям из жизни Юлия Цезаря. Еще там есть лабиринт из стриженых кустов, в котором я самым натуральным образом заблудилась вместе с несколькими классами орущих и раскрасневшихся детей самого разного возраста.
Остаток дня я, вернувшись в Лондон, посвятила музею Виктории и Альберта, где представлено британское и мировое прикладное искусство. По средам все музеи у них работают допоздна, и, пройдя несколько залов, я поняла, что буду бродить там, пока ноги держат или пока музей не закроется. Надо сказать, я была просто потрясена концепцией музея. Там можно сесть за компьютер и создать собственный герб, монограмму, дизайн ткани или посуды – а потом распечатать или послать по электронной почте. Можно создать из фрагментов раму в классическом или барочном стиле. Можно примерить кринолин. Можно построить хрустальный дворец. Можно посмотреть, как делают майолику. Можно послушать классическую музыку – я попала на концерт студенток местной консерватории, арфистки и флейтистки, которые сыграли несколько очень милых вещичек. Коснувшись экранчика рядом с витриной, где выставлена чайная посуда, я посмотрела прелестный мультик о том, как чай попал в Британскую империю и как его принято было пить. И таких видеопояснений к тому или иному экспонату – масса. При всем при этом вход в музей (как и в другие национальные музеи) бесплатный – да здравствует же государство, которое так тратит деньги налогоплательщиков…
Встреча в четверг закончилась где-то к часу дня, и я решила наконец осмотреть парламент и Вестминстерское аббатство, а то раньше у меня как-то не получалось туда попасть. В парламенте я некоторое время послушала прения по иракскому вопросу (парламентарии интересовались, как британское правительство собирается защищать своих граждан от терактов). Понравилось мне то, как аудитория (я имею в виду парламентариев) комментировала те или иные реплики выступавших – либо дружным, я бы сказала, одобрительным стоном (Yeaaaaaah!), либо столь же дружным Nooooooo. Ну как тут не вспомнить агрессивно-послушное большинство! Потом я осмотрела центральный вестибюль с изумительным мозаичным потолком и большой зал, который сейчас почти не используют (говорят, там выставляли для прощания королеву-мать). Это единственное, что сохранилось от здания XIV века – огромное помещение с мрачным и красивым дубовым потолком и грозными статуями древних королей XI века, стоящими в оконных нишах. В общем, кусок средневековья в современном, гудящем и бурлящем городе.
Аббатство тоже произвело на меня неизгладимое впечатление, особенно хороша белоснежная, с ажурной резьбой по камню часовня Богоматери. Единственное, что мешало восприятию – странное для православного человека ощущение, когда ходишь по могильным плитам, из которых состоит пол собора. Впрочем, еще больший культурный шок я испытала, увидев женщину-священника. Помимо монархов там, как известно, похоронен весь цвет английской литературы, в том числе Байрон, Теккерей, Льюис Кэрролл, Киплинг… Но самое интересное ждало меня в музее аббатства, где, помимо всяких археологических находок, выставлено все, что связано с погребениями и коронациями английских королей. В самом аббатстве стоит коронационное кресло, которое используется для этой церемонии с незапамятных времен; в музее же выставлен его "двойник", кресло, на котором восседали супруги коронующихся. Оно все исписано самыми разнообразными сообщениями типа "здесь был Вася", только на английском. Оказывается, это дело рук мальчиков из школы аббатства – в течение какого-то периода реликвия стояла без охраны, и детишки порезвились над ней вовсю. На стендах вокруг витрины с королевскими регалиями были помещены рассказы о церемониях коронации, содержащие немало довольно забавных или скандальных фактов. Например, Георг IV не пустил на коронацию собственную жену, и она, потыкавшись во все двери, вынуждена была с позором уехать; когда короновали Викторию, ей надели на безымянный палец кольцо, созданное специально для ее мизинца, и бедняжка мучилась в течение всей процедуры; Эдуарду VII подслеповатый епископ надел корону задом наперед, и так далее. По выходе из музея я попала во внутренние дворики аббатства, где познакомилась с двумя замечательными местными кошками. Вообще, обилие самой разнообразной живности в Лондоне и его окрестностях просто поражает; по дороге в Хэмптон-Корт я, например, видела самую настоящую лису, в Гайд-парке полно белок, лакомящихся цветами крокусов, а на Трафальгарской площади ходит мужик с соколом на руке, периодически разгоняя с его помощью местных голубей и подзывая его обратно на что-то кровавое и меховое, зажатое в руке (я предпочла не вглядываться).
Выйдя из этого прелестного тихого садика, я попала в самую гущу антивоенной демонстрации (война к тому моменту уже началась) на площади перед Парламентом. Поначалу у меня создалось впечатление, что полиции там больше, чем демонстрантов, но потом к ним стали присоединяться все новые и новые группы, идущие от Трафальгарской площади. В основном это были подростки от 12 до 18 лет; людей старше 20 (я сразу же вспомнила московские митинги конца 80-х, где была сплошь печальная и суровая сорокалетняя интеллигенция) можно было пересчитать по пальцам, да и то в основном это были журналисты. Ребята с ирокезами и бесчисленным количеством металла на лице, с лозунгами типа Not in my name и Blair is the Bush’s whore, с трубами и колокольчиками, бесновались перед зданием Парламента, перекрыв все движение и создав неимоверные пробки из знаменитых двухэтажных автобусов. Присоединяться к ним у меня не было никакого желания, и я проследовала в Национальную галерею, где и пробродила до вечера, наслаждаясь замечательной коллекцией живописи от раннего Средневековья до импрессионистов и пяти полотен моего любимого Ван-Гога. А потом поехала на Оксфорд-стрит, где с чувством, с толком и с расстановкой потратила оставшиеся у меня фунты.
На сем моя командировка, больше похожая на экскурсионный тур, и окончилась, потому как на следующий день я благополучно улетела в Москву, в которой, как мне кажется, весна, в отличие от цветущего Лондона, даже еще и не начиналась…
Фотографии из поездки можно посмотреть здесь и здесь
Оставить комментарии и обсудить статью можно здесь